Одним любопытно, чтобы они свалились в пропасть и разбились насмерть. Другим — чтобы они про?ли четыре четверти пути до конца. Зрители любят зрелища. Канатоходцы — высоту. Бродячие актеры сегодня?ней Средней Азии. Живые диковинки. Своим телом они владеют луч?е, чем разумом.
Они живут, как птицы небесные, как вечные странники.
Паря над миром, не сеют и не жнут.
Они “играют в канат” словно в русскую рулетку, не веря, что это смертельно опасно, и не боясь.
Они воспитывают детей плетью и палкой. С грудного возраста заставляя тех тоже лезть в небо.
Спецкор “МК” разыскал в Ферганской долине одну из кочующих трупп бродячего цирка и всего за десять баксов уговорил их дать эксклюзивное представление.
Учителю нельзя быть добрым, — цокает языком Уктам, показывая мне бесчисленные ?рамы на спине своего млад?его сына Умида. — Смертным боем бить ученика надо. Только тогда из него, может быть, выйдет толк.
…Первый из них когда-то спустился с неба. Балансируя на тоненькой веревочке, соединив?ей две горы. Племянник пророка Мухаммеда — ре?или люди в Ферганской долине, и только этим родственным обстоятельством была объяснена столь неслыханная смелость. “Вместе с канатоходцами с неба спустилась и на?а вера”, — говорят узбекские мусульмане.
Давным-давно это было, может, полтыщи лет назад. Сегодня?ние ферганские канатоходцы мало чем отличаются от своего знаменитого прародителя. Члены таинственной бродячей касты, куда входят по праву рождения. В ?есть месяцев младенца первый раз сажают на ?ею отца или стар?его брата, поднимают на высоту.
Пусть привыкает. А даль?е — как получится. В горы, в небо, клоуном на ярмарку.
— Что будет, если малы? упадет? — спра?иваю я у Уктама, хозяина дома.
— Упадет — умрет, — невозмутимо отвечает тот.
12-летний Умид, млад?ий в семье ферганских канатоходцев Кулда?евых, кувыркается на битом стекле, щедро рассыпанном по двору дома де?евыми бутылочными бриллиантами.
Осколки впиваются в его давно не мытые пятки. Пятки сверкают. Умид хохочет. Втаптывает в землю капельки крови, проступив?ие на коже.
?грай в дорбаз, Умид, — кричит отец, и мальчик послу?но бежит к канату.
“?грать в дорбаз” — так дословно переводится с узбекского языка словосочетание “ходить по канату”. В самом названии заложено что-то несерьезное. ?ли, наоборот, сли?ком серьезное? ?граем же мы в опасную русскую рулетку.
А узбеки — играют в дорбаз.
Он не боится? — спра?иваю я у отца мальчика, который, легко подтянув?ись на руках, уже залез на самый верх. ? теперь скачет по воздуху словно по батуту. Ловя, словно птица крыльями, руками ветер с ферганских гор, удерживая ими хрупкое равновесие на веревке.
— Боится, Катя-хон? — недоумевает Уктам. — Неужели ты сама никогда не мечтала взлететь?
Бродяги на ярмарках
Обычный дом в ки?лаке Джар, в районном центре Багдад, что означает “цветущий сад”. Здесь, на выезде из Ферганской долины, в буквальном смысле слова климатическом раю, и живут самые луч?ие канатоходцы на земле. Made in Usbekiston.
Накрапывает мелкий дождик. Опадают жухлые листья винограда. Мечется на цепи бе?еная марты?ка Шоди. Шоди у канатоходцев вместо сторожевой собаки. Она тоже артистка, ее привезли лет пять назад от “талибов” из Афганистана и научили делать то, что нравится публике. ?грать в дорбаз со стар?ими “братьями” и обносить затем перевернутую тюбетейку по кругу.
Работа в узбекском ?оу-бизнесе Шоди, похоже, не нравится. Марты?ка скалит остренькие зубки на натянутый канат. Похожий издалека на обычную бельевую веревку, намок?ую под осенним ливнем.
Сезон бродячих артистов закончился. Цирк уехал. Клоуны остались. Канатоходцы делают мне ароматный плов в натертом чесноком казане и, разрезая арбуз на равные дольки, усаживают на пол в самой дальней комнате, в ворох мягких поду?ек. “Вы не должны смотреть, как мы готовимся к представлению, нет, это не на?а тайна, просто чтобы вам потом было смотреть интереснее!”
Все это — на ломаном русском, почерпнутом еще лет тридцать назад на службе в Советской Армии.
Млад?ие из канатоходцев не понимают по-русски совсем. Только хохочут и скачут вокруг меня как заведенные, демонстрируя дружелюбие. Как ласковые кутята.
Актеры в доме — спло?ь мужчины. Отец Уктам, дядя Рустам, дети Ахат и Умид. Есть еще клоун Халижбек, призванный разбавлять безудержную канатоходскую смелость собственной — вкупе с обезьянкой Шоди — непроходимой глупостью.
Единственная деву?ка в семье, 18-летняя Фюрза с глазами раненой газели, сегодня вместо матери, которую отец — Уктам — отпустил погостить к ее родне в соседний ки?лак.
— Без моего разре?ения женщина из дома никуда не может уйти, иначе “талак-развод”, — сурово объясняет хозяин. — А мы, мужчины, сами на все лето уезжаем в Шахимардан, в горы, где издревле обитали бродячие канатоходцы. Вол?ебное это место, сказочное. Там небо говорит с землей. Ставим палатку и живем себе, зарабатывая тем, что рискуем жизнью, веселим народ на ярмарках. На свадьбах выступаем тоже. Какая же свадьба без дорбаза? Легче без жениха и невесты обойтись.
Почему люди не летают?
Удачный был день, когда, бегая без устали по дорбазу, канатоходцы добывали на семью долларов десять. По Узбекистану очень боль?ие деньги. Люди, собирающие хлопок на полях, получают за сутки в пять раз мень?е.
После 12—15 часов хождения по мукам был у актеров и плов, было и мясо. ? молчаливая Фюрза, может быть, несмело улыбнулась. Когда отец с братьями живыми вернулись из Шахимардана домой.
Вол?ебный Шахимардан — терра инкогнита, фата моргана, ничейный, спорный анклав на границе между Киргизией и Узбекистаном. Последние несколько лет там стоят суровые люди в форме, проверяя документы. ?м не до праздника, не до зрелищ. Неспокойно нынче в Ферганской долине. Беженцев много.
А праздных отдыхающих, готовых положить медный гро? в тюбетейку марты?ки Шоди, становится все мень?е. Сезон кончается рано. Удачный день, если теперь у канатоходцев хватает к вечеру на круглую белую лепе?ку, разделенную по-братски на ?естерых. Включая бедняжку Шоди.
Приходится работать не на себя — на импресарио, собирающего иной год воедино труппу из пяти-?ести дома?них цирков и организующего их выступления по всему краю. “Чужие дяди” импресарио, как говорят, жадны и завистливы. Сами по канату не ходят, а отдают бродячим актерам процент от сбора — пять тысяч сум на всю ораву, около трех долларов.
— А ведь на?а Фюрза тоже когда-то играла в дорбаз, — мечтательно вспоминает Уктам. — Я дочь в семь месяцев посадил себе на ?ею. У меня дорбаз был в ду?е, этому не научи?ь, это надо почувствовать. Хотя иногда из девочек тоже получаются неплохие канатоходки. Я даже думаю, что и они, женщины, совсем как люди, могут что-то иногда ощущать в своем сердце. Но в 12 лет, едва Фюрза расцвела, я запретил ей лазить на канат.
На канатоходках не женятся. Это занятие для публичной девки. Бары?ня из приличной узбекской семьи не испортит свою репутацию тем, что пройдет на глазах у всех босыми ножками по тонкой веревке. “В Шахимардане до сих пор выступает Махтуна, деву?ка, которой отец не смог запретить играть в дорбаз, — вспоминает Уктам. — Ей уже 22 года, и к ней ни разу никто не посватался, никто на нее не позарился, она — старая дева. Вынуждена сама зарабатывать на кусок лепе?ки. Разве это дело? Говорят, что она так захотела, но я не верю. Какая из женщин откажется, чтобы ее кормил муж?”
В этом году Фюрза Кулда?ева закончила медицинский техникум в городе Каканде. Но трудиться согласно диплому, как и ходить по канату, она никогда не будет. Просто среднее специальное образование — луч?ее приданое для деву?ки из Ферганской долины.
Боль?е от нее ничего не требуется. Фюрза сидит в своей комнате и покорно ждет жениха, с тоской наблюдая за тем, как сигает по осколкам битого стекла ее беспечный млад?ий брати?ка.
Суженого на горизонте Фюрзы пока нет. Но деву?ка говорит, что выйдет замуж уже к следующей зиме. Так принято. Если надо, жених быстро найдется.
?, может быть, на этой свадьбе ее отец Уктам сам еще сыграет в дорбаз. А Фюрза отвернется, смахнув слезу, будто ее это совсем не касается.
— Мне до сих пор иногда снится канат, — говорит деву?ка через соседа-переводчика. — Так бы и полетела на нем еще, высоко-высоко… Вы не знаете, почему люди не летают как птицы?
?збиение соседского младенца
— Что бы ни случилось, надо продолжать представление до конца, — утверждает дядя Рустам. — У одного канатоходца родной сын упал с каната и разбился насмерть. Парня унесли, а вместо него на высоту поднялся его старый отец. ? он улыбался до тех пор, пока с ярмарки не у?ел последний зритель. Слава богу, такое случается редко!
Достану, сыну дяди Рустама, было 6 лет. Он не ходил по канату. У него было другое амплуа. Ярмарочный фокусник забрасывал его живот острыми клинками. Рустам изо всех сил напрягал мы?цы брю?ного пресса, и тогда ножи отскакивали от него — будто заговоренные. Но однажды мальчи?ка не смог напрячься как следует…
— Я вез сына в больницу, истекав?его кровью, и плакал сам, — говорит дядя Рустам. — Я ничего не мог сделать — на все воля Аллаха! Но мои молитвы вознеслись к Богу, и мальчик выжил. Ему сейчас уже 15. Он выступает с ножами по-прежнему.
Когда канатоходцы уезжают на “гастроли” — в ближай?ий ли ки?лак или в далекий Та?кент, — их дети бросают ?колу. “А зачем учиться? У них и так уже есть профессия”, — хмурится боль?ой Уктам, подбрасывая и отбивая собственной головой огромные многопудовые гири. Недавно он переквалифицировался из канатоходца в силача. Что поделае?ь — возраст. Дорбаз любит молодых.
Маленького весельчака Умида на канате сменяет симпатичный Ахат. Ему около двадцати, он нравится деву?кам, остановив?имся у дороги с ме?ками, полными колхозного зерна.
Зрительницы аплодируют Ахату. А он ?агает по проволоке аки по суху, не замечая их девичьих восторгов. Затем выхватывает из толпы розовощекого пупса месяцев девяти, сына соседки, что при?ел на представление на руках у брата.
— Давай-ка потанцуем с тобой, Яхио-джан, — Ахат закидывает ребеночка себе за ?кирку и, разбежав?ись на веревке, начинает подпрыгивать в воздухе уже вместе с ним.
Младенец Яхио-джан визжит. Младенец Яхио-джан в ?оке. Это его первое негативное впечатление от мира. ?з последних сил, не найдя опоры, малы? цепляется за волосы своего нечаянного мучителя. ? тут же перестает орать, поглядывая на нас сверху вниз. Молодец, Яхио-джан, космонавтом буде?ь! ?ли каким-нибудь узбекским начальником.
— Вот види?ь, он захотел выжить и сразу догадался, как надо поступать, — объясняет Уктам. — А мой собственный учитель неподалеку от на?его ки?лака натягивал проволоку над узкой речу?кой, и я самостоятельно через речку переправлялся. Я был умный и смелый. Ленивого ученика дрессируют по-другому. Двое взрослых канатоходцев привязывают его веревкой, сами становятся по разные стороны от каната, и каждый держит лоботряса за руку. Чтобы он учился держать равновесие. Сначала веревка один метр над землей, потом вы?е. Если мальчи?ка кричит и вырывается, учитель может на десять метров вверх сразу поднять. Пусть попробует спрыгнуть оттуда — неделю на спине спать не сможет, так его изобьют палками. ? это очень правильно!
Худые лопатки его собственного сына Умида в кровоподтеках и ?рамах, в тонких следах от плети. “Да, вы верно заметили, я очень хоро?ий отец и учитель, я бью детей почти каждый день, — гордится Уктам. — Это потому, что я желаю им добра. Желал бы зла, тогда бы баловал и по головке гладил!”
Бенефис марты?ки Шоди
Кого из москвичей можно удивить нынче хождением по канату? Кого можно заставить закрыть от испуга глаза, едва только нога степенного столичного гимнаста, промазав, случайно скользнет по воздуху?
Если и задержимся на минутку, посмотреть на человека над пропастью, то не иначе чем когда он уже будет лететь оттуда, кувыркаясь, вниз головой… Вот ведь забавное зрелище!
А узбеки — как дети. ? зрители этого маленького бродячего цирка в Ферганской долине, и сами господа актеры. Недалеко у?ед?ие от природы и потому такие искренние, восторженные, наивные. В ки?лаках ведь нет других развлечений, кроме как посмотреть на заезжую труппу в выходные. Это развлечение тут вместо реалити-?оу по телевизору. Понятное всем искусство на века. За пять веков существования канатоходцев жизнь в их долине ничуть не изменилась.
Самое удивительное, что в “игре в дорбаз” нет никакого двойного дна, никакой философской морали. Канатоходцы перемещаются по воздуху, будто сеют свой хлопок. ?ли собирают виноград. Легко и просто. Так летают птицы. На уровне инстинктов, не разума.
— Люди добрые, почтенней?ая публика, не пожалейте денег клоуну на ?а?лык-ма?лык, — выскакивает из-за кустов невесть откуда взяв?ийся ?ут, дядя Халижбек, местный Ходжа Нассредин.
Последний персонаж бродячего спектакля. Он же — кассир. Бескорыстным трудягам-канатоходцам стыдно требовать у зрителей оплатить их входной билет. Они настолько сроднились с нами за это короткое представление, что не могут теперь выглядеть экономически заинтересованными.
? поэтому, несмотря на то что программу посмотрели все, заплатят за нее только самые сознательные, те, кто этого захочет. Такой вот коммунизм.
В руках у клоуна бьется полузаду?енная обезьянка. Дядя Халижбек направляется ко мне, в явном желании “слупить” с меня как можно боль?е денег. Все же журналистка из самой Москвы! А он — глупый клоун, ему не стыдно у меня доллар клянчить.
— Вы говорите по-русски? — спра?иваю я его и протягиваю за труды десять баксов. — Вы тоже ходите по канату?
Он очумело глядит на портрет американского президента. Дневную выручку их семьи в луч?ие времена. ?щет и не может найти слов благодарности.
— Говорю, хожу, — быстро объясняет Халижбек, протягивая к купюре сразу обе руки.
Блин, своими деньгами я все им испортила…
Сумас?ед?ая марты?ка Шоди, почувствовав слабинку, вырывается от клоуна на свободу. Скачет по веревке вверх. Куда-то высоко-высоко, в небо, откуда спустился когда-то на землю первый канатоходец с боль?ими родственными связями.
А дядя Халижбек в рваных трениках и тюбетейке так и остается стоять, один-одине?енек, разинув рот, с зеленой бумажкой в руках и с изгрызенным о?ейником. Эту марты?ку искали потом по Багдаду весь вечер. Но к моему отъезду так и не на?ли. Бедные канатоходцы…
“Московский Комсомолец” - Екатерина САЖНЕВА
25 октября 2006
Был у меня в жизни такой «медвежий» период, когда я в течение недели имел возможность наблюдать этого зверя на воле и в «прирученном» состоянии. Надо отметить, что езжу я на охоту в северные районы Вологодской области уже лет 20. За уходящей весной, за яркими впечатлениями, за интересными приключениями, которыми живе?ь потом долгие годы, да что там годы – всю жизнь.
Случилось это, дай бог памяти, в году 97-ом аж про?лого тысячелетия. Медведя в тех краях немало, но, кажется, рань?е было боль?е. Но присутствие его выражалось в следах, оставленных на снегу или глине, задирах на деревьях, согнутых или поломанных рябинках, пав?их «жертвою» лохматого гурмана. ? в тех следах, которые оставляет за собой любое живое существо, которое ест. Особенно рябину.
Сам же зверь на глаза не попадался. Не помогало и наличие собак, которые гоняли лосей и кабанов, барсуков и рысей, но с «хозяином тайги» расходились мирно, на параллельных курсах, не причиняя друг другу беспокойства.
А увидеть медведя хотелось. Не только увидеть, но и поохотиться на живой символ страны. ? часто приходилось задумываться: как я поступлю, если аудиенция все-таки состоится, когда в лесу будут только двое: я и он, когда придется дрожащими ручонками перезаряжать ружье пулями и быстро принимать ре?ение: стрелять или не стрелять.
Все началось еще в Москве, с напутствия супруги, с женской практичностью бросив?ей напоследок фразу: КЛЮКВУ ПР?ВЕЗ?. ? вот, отохотив?ись, дня за два до возвращения домой я ре?ил выполнить наказ супруги и, прихватив с собой ружье и новый алюминиевый котелок, отправился по зарастающей лесной дорожке на моховое болото.
Вологодские аборигены с осени добросовестно облазали все болото, и то, что после них осталось, «клюквой» в смысле ее сбора назвать было нельзя. Ценой неимоверного трудолюбия и фанатизма, наполнив котелок наполовину, я ре?ил, что трудовой подвиг уже совер?ен, и двинул в обратную сторону. Перевалив через насыпь ржавой узкоколейки и дойдя по той же дорожке до ручья, я прикинул, что тащить котелок остав?иеся 4 километра до лагеря, а потом через день обратно, но уже и с рюкзаком, неразумно. Надо припрятать котелок прямо здесь, в прохладном укромном месте. А что может обеспечить прохладу луч?е, чем бурный водный поток, струящийся у моих ног? То что такую же прохладу может обеспечить снег, повсеместно лежащий в лесу, я почему-то не подумал. Сняв ме?ав?ее ружье, я положил его на глинистый берег ручья и в два счета ловко приладил дужку котелка на сучок нависающего куста, сам же котел живописно омывался бурлящей водой. Полюбовав?ись на дело рук своих, я вдруг задумался, глядя на ярко светив?уюся под лучами майского солнца кры?ку. Место довольно открытое, поляна, такое сияние обязательно привлечет внимание. Хотя на 20 км ни одного населенного пункта, близость узкоколейки делала появление в этих местах востроглазого путника теоретически вероятным. «Тиха украинская ночь, но сало надо перепрятать». Но зачем перепрятывать, достаточно замаскировать. Отойдя к молодым елочкам, срезал ножом несколько веточек лапника, повернулся и… понял, что момент истины настал.
За ручьем, метрах в 15–17 от меня стоял медведь! Правая рука ма?инально дернулась к правому плечу, но не обнаружив ружейного ремня, бессильно опустилась. Зато взгляд заметался по берегу в поисках драгоценной «ижевки», но ничего не обнаружил и через мгновение сфокусировался на объекте по другую сторону ручья.
Надо отметить, что и там творилось нечто подобное. Увидев меня, медведь вскинулся на задние лапы и застыл. Нижняя челюсть отделилась от верхней, да так и осталась в неконтролируемом подве?енном состоянии. Маленькие глазки излучали крайнюю степень изумления и беспокойства. Да и весь его облик не выражал ничего, кроме полней?ей растерянности.
Все что я читал о медведях, о том, как они просыпаются от зимней спячки, рисовало картину истощенного облезлого скитальца, голодными запав?ими глазками высматривающего хоть что-то, напоминающее еду. Здесь же перед собой я видел мощного полного сил гиганта с темной, почти черной лоснящейся ?ерстью.
Мы оба понимали, что оказались застигнутыми врасплох на открытой местности и лихорадочно оценивали степень опасности. Особого страха не было, наоборот, необычность ситуации забавляла, и я с восторгом рассматривал картину, так неожиданно преподнесенную мне природой.
Немая сцена затянулась, надо было что-то делать, и я, засунув в рот четыре пальца, изо всех сил свистнул.
Мгновенно развернув?ись, медведь в панике бросился бежать. Темная блестящая ?кура так и переливалась на солнце, ли?ь между у?ей обнаружилась более светлая бурая полоса.
В два счета оказав?ись у ружья, быстро перезарядил его пулями и остановился подумать. Классический вопрос «Что делать?» встал во весь свой огромный рост.
Зверь у?ел в сторону дорожки, по которой мне надо было идти. ?, скорее всего, мог воспользоваться ею для быстрого отступления (так оно потом и оказалось). Причем ?ум, производимый огромным зверем, был слы?ен только с 20–25 метров, пока медведь не скрылся за первыми деревьями, потом как- то сразу оборвался. Осталось только журчание ручья, несильные порывы влажного ветра и гомон птиц. Полное впечатление, что коварный беглец затаился и устроил засаду на возможного преследователя. Что это его излюбленный прием, я знал из литературы. Даже если он и не устроил засады здесь, поблизости, то, услы?ав мои ?аги на своей тропе, мог подумать о погоне и принять контрмеры. ?ли отбежав подаль?е, устроил засаду ради профилактики. Все эти варианты прокручивались в голове, и ни один из них, как вы понимаете, меня не устраивал. Я до сих пор не знаю, была ли засада, скорее всего зверь просто убежал, но, поразмыслив, ре?ил дать ему возможность уйти подаль?е, успокоиться. Отстоял тягу на этой поляне (стрелял три раза, одного взял) и поздними северными сумерками отправился по пресловутой дорожке в лагерь. По дороге убедился, что медведь отмахал по ней около километра, причем боль?ую часть дистанции наметом, и ли?ь потом свернул направо вниз, к реке.
Про?ли годы, но красавец-медведь так и остался в моей памяти стоящим на залитой майским солнцем поляне перед бурлящим ручьем, «хозяин леса», ловкий и могучий. Тогда же я постоянно возвращался к воспоминаниям об этом приключении. ? что интересно, приехав домой, узнал, что жена приобрела билеты в цирк на Цветном бульваре, и мы буквально через день идем туда всей семьей. Конечно, сразу поинтересовался, будут ли медведи и, узнав, что будут, с интересом стал ждать очередного свидания с «хозяином тайги». Разумеется, я предполагал, что буду смотреть на него уже другими глазами, но, конечно, не мог ожидать, какой сюрприз преподнесет мне судьба.
С нетерпением дождался выступления дрессированных медведей, после них должны были выступать эквилибристы, а потом – антракт. ? когда полуголая дрессировщица вывела на манеж своих питомцев, ничто не предвещало возможных изменений в программе. Наряженные на манер «а ля рюс», медведи вальсировали, плясали гопака и т.д., а я с интересом сравнивал грацию и пластику их движений с той, которую продемонстрировал мой «вологодский беглец». ? потихоньку стал замечать, что одна медведица (судя по юбке на ее «талии») явно не в духе, не выполняет возложенных на нее обязанностей, и ее поведение идет вразрез с действиями дружного и спаянного коллектива, членом которого она являлась. Заметила это, разумеется, и дрессировщица, ловко увернув?ись от раздраженной оплеухи, – перестала нагружать работой «устав?его» члена коллектива, занимаясь с остальными. Улучив момент, зажав в руке лакомство, она, грациозно перебирая длинными ножками, повела «отщепенку» за кулисы. Конечно, она знала, должна была знать, на каком расстоянии от себя надо держать зверя, но случилось то, что случилось. Медведица, забавно семеня на кривых задних лапах, сложив передние на груди, послу?но последовала было за ней, но вдруг резко выбросила вперед передние лапы, оказав?иеся неожиданно длинными, схватила ими руку дрессировщицы. Послы?ался явственный взвизг, длинные ноги изменили стиль движения, теперь они стали напоминать ноги чемпиона мира в беге на 100 м, на фини?е, и вмиг унесли свою хозяйку за кулисы. Медведица уже без церемоний опустилась на четыре лапы и стремительно помчалась за ней. Во всей ее сгорбленной фигуре ощущалась неукротимая ре?имость и напор. «Короткая юбчонка» по-дурацки колыхалась у нее на боках, огромная серебряная серьга в последний раз грозно блеснула в глаза изумленным зрителям прежде, чем и этот персонаж исчез за кулисами.
По какому-то сигналу оркестр, до этого себя особенно не проявляв?ий, грянул нечто удалое – бравурное, начал выдувать такую медь, что закладывало у?и, но и он не мог заглу?ить звуки, доносив?иеся из-за кулис. А оттуда доносились надрывные человеческие голоса, стук от падения каких-то мас?табных предметов, хлопки. Медведица работала молча. То, что там идет настоящее сражение, стало ясно, когда в поперечных проходах появились дюжие мужики с дубьем и споро стали возводить баррикады. Как только появилась возможность, на сцену выпорхнул конферансье с радостным воплем: «А-а-антракт!». Оркестр продолжал неистовствовать, видимо ?оу за стеной продолжалось. Очевидно, эквилибристы были заняты на баррикадах, и мы смогли насладиться их выступлением только после антракта. Мы вы?ли в фойе. Я, заметив «группу товарищей», сгрудив?ихся у перил, подо?ел – внизу оказывали помощь парню, пострадав?ему на баррикадах. Парень был в ?оке, без сознания, нога обернута толстым слоем бинтов, сквозь которые неумолимо проступала кровь.
Вот я и думаю, как быть: бить или не бить? А может, ну его на фиг? А?
“Московский комсомолец” – Борис ЯКОВЛЕВ
25 октября 2006
Нижний Новгород, Октябрь 25 (Новый Регион, Ольга Громова) – Сегодня к могиле народной актрисы Маргариты Назаровой, сыграв?ей роль укротительницы тигров в фильме «Полосатый рейс», возложат венки. Маргарита Назарова скончалась на 79-м году жизни в своей нижегородской квартире ровно год назад, 25 октября.
?зображение Гоэтано Чинизелли – создателя старей?его российского цирка, можно увидеть прямо у входа в цирк. Ранее его имя уже было увековечено только на фасаде. Цирковая семья Чинизелли много выступала в России. В 1877 году по инициативе возглавляв?его труппу Гоэтано в Петербурге на Фонтанке построили первое в стране каменное цирковое здание. Здесь оно стоит и поныне.
Нижегородский цирк достраивают под пристальным вниманием чиновников и лично губернатора. Приезд руководства подтверждается оживлением. На периферии здания рабочие громко и подробно переругивались. У центрального входа просто работали. Услы?ав сирены, заработали еще активнее. Ну, хоть так. А то сами назначили срок – мень?е года осталось, а тут еще ни тигр не валялся, ни клоун не топтал. Подъехав?ий Шанцев, поздоровался с журналистами и, кивнув на цирк, уточнил:
С искусством верховой езды от немецких наездников можно будет познакомиться в Праге 11-12 ноября. В рамках европейского турне 2006/2007 объединение APASSIONATA пригла?ает на представление на просторах пражской Sazka Арены.